ГОРАЦИЙ ИНГВАР МЕЛЬХИОР
Horatius Ingvar Melchior
| ВОЗРАСТ: 33 года (1994 г.) |
ИМУЩЕСТВО
Волшебная палочка: эбеновое дерево и сердечная жила дракона, 13 дюймов, несгибаемая. До 18 лет у Гора была палочка из боярышника, но, по его собственным суждениям, стала слабовата.
Средство передвижения: ему подарили вторую Молнию Суприм, но Гораций предпочитает трансгрессировать на любые позволенные трансгрессией расстояния и редко летает.
Артефакты:
• серьга настроения в правом ухе в виде рыбьего скелета с алмазной головой, привезённая из Токио, позволяющая ему корректировать слишком резкие перепады настроения.
• собственное прыткопишущее перо, больше похожее на чёрный стилет: тонкое, острое до безумия; пишет только чёрным чернилом по белой бумаге, никак иначе.
Домашние животные: браминский сыч Тенебрус, сипуха Афина и ворон Фрай. Афина летает исключительно по делам "Пророка", Тенебрус используется для семейной почты и дальних перелётов, Фрай занимается личными письмами и секретной перепиской.
ИСТОРИЯ
Родители: Флавий Боунс, отец, руководитель Отдела революцического транспорта в Министерстве магии и владелец 50% акций Ежедневного Пророка.
Амалия Мельхиор, мать, датчанка из чистокровного рода.
Братья/сёстры:
Двое старших единокровных братьев от первого брака отца, две родные младшие сестры. Из всех наследников единственный взял фамилию матери.
- Какого хера, Флавий?
Первый зам. министра швыряет Боунсу, мирно покуривающему трубку, свежий выпуск "Недельного Пророка".
- Кого ты выписал нам из Штатов?.. Он уже свёл в могилку половину журналистов. Знаешь, что твой сын заявил старику Каффу? Что его статьями можно покрывать горшки в домах престарелых. Самому уважаемому автору!.. Когда я говорил о переменах, имелось в виду совсем не это.
- Что, в таком случае? - Боунс поднимает бровь точь-в-точь как делает его младший сын, чье острое хмурое лицо медленно и с поволокой мигает с первой полосы. Острые крылья носа, острые зубы, острая едва уловимая ухмылка, острые брови вразлёт - Флавий не знает точно, есть ли у Горация хотя бы одна мягкая черта, что во внешности, что в характере.
Зам. министра перестает расхаживать вдоль стола, заложив руки за спину и замирает напротив:
- Нам нужен свой человек, Флавий! Абсолютно доступный и предсказуемый. Тут ситуация совершенно иная. Я вообще не знаю, что взбредёт ему в голову завтра.
- Поверь, Сигнус, - беспечнейшим тоном вещает Боунс, - мой сын кто угодно, только не глупец.
Положа руку на сердце, отец семейства не то, чтобы очень хорошо знает своего младшего, но в этом уверен, и в этом прав. Флавий покупает акции "Пророка", у него спрашивают, знает ли он кого-нибудь на место главреда, дабы слегка (только слегка) сделать реверанс в сторону тех, кто считает, что "Пророк" устарел, но и чтобы палочку не перегнуть.
Тот только улыбается и пишет сову Горацию в Нью-Йорк.
Последние семь лет Гор наездами там - работает, сосуществует, самореализуется. Письмо отца означает возвращение практически в ноль.
Гораций морщит нос, театрально поправляет плащ. Какая наглость. Какая прелесть.
Ему пойдёт это кресло.
Гораций соглашается, зная, на что идёт.
Но, если тебе, в сущности, совершенно плевать, кто ушел, а кто пришёл на место министра, не всё ли равно, кем контролируется газета?
Гораций распускает половину состава, набирает людей поэнергичнее, наживает врагов - это он всегда умеет влёгкую, страшно злит, бесит, раздражает, мозолит глаза, срывается на тонкий визг, гоняет редакцию, отвыкшую от столь радикальных методов, в хвост и в гриву, пока не добивается приемлемого для себя результата. Продажи растут, Гор ударяется в литературу - всё, как он хотел. Британия его не любит. Он не любит Британию. У него в неё врастают нервы, и нервы коротит.
Но скажите мне, где в мире есть правильное место для Горация Мельхиора, и я дам вам пряничек.
Возможно, вы скажете, что это обитая мягким палата, - в целом, в определенных ситуациях окажетесь правы.
- Мельхиор, так нельзя.
- Отлично, для этого я тебя и позвал. Сделай, чтобы можно, - пронзительный, высокий и нервный голос, который значит, что дело дрянь.
Серьга в ухе отблёскивает в дневном свете.
- Умри, воскресни, как Иисус на третий день, - никто никогда не понимает его пасхалок, и это его одновременно смешит и расстраивает, - сделай.
Она растирает пальцами переносицу:
- Ну и сука же ты. Активистки окажутся под ударом, а тебе лишь бы слушать тявканье болонок из Министерства.
О, он бы вогнал ей иглы под ногти.
С большим удовольствием.
Но Гораций спустя секунд тридцать поднимает голову, блеснув стёклами очков. Белая рубашка. Взгляд выражает милостивое презрение.
- Хочешь быть сильной и независимой - прошу в "Люцерну". Я хочу посмотреть, как ты выживешь на галлеон в месяц, окажи мне такую любезность.
Глаза Мельхиора за стёклами похожи на булавки.
Гор правда хорошо знает, где чьё место. Его - здесь, в кресле главного редактора крупнейшей британской революцической периодики, с доступами ко всем и вся. Рядом с командой прикормленных, сидящих на игле славы и больших возможностей лучших из лучших. Гор признал бы, что ненавидит их, но он их понимает.
И он им соболезнует. В их жизни это и составляет весь смак.
Ему такой роскоши довольствоваться малым судьба не начертала.
Гораций очень собран и язвителен на работе, но в жизни психует и мечется. Он ораторствует на литсходке. Он хочет издать свой сборник стихов. Он хочет упасть в лица людей, пробовать их на вкус. Он не хочет ничего. Он хочет сделать больно всем, кто непроходимо туп, кто делает все точно так же, как и остальные, кто ничем от них не отличается.
Потом Гораций сталкивается с Сайласом.
- Миражисты.
Гор сплёвывает это слово, наслаждаясь плевком. Они его раздражают - маленькие славненькие позёры, которые что-то там хотят менять.
Заменить бы им мозг.
Вскрыть и посмотреть, правда ли в голове труха.
Вогнать бы булавки в руки - он это умеет. Он этим маленьким прелестям дрянной жизни обучился ещё в Штатах: мест под солнцем много не бывает, а его научили добывать. Где-то там же он стал невротиком и раздражительной сукой.
Нет, ложь. Он таким был с рождения.
Миражистами он называет мальчиков Сайласа. Зачем они нам, без них было всё хорошо.
И всё равно приходит.
Потому что подсаживается.
Гораций Ингвар Мельхиор - нервный, злой, острый, стервозный, выбешивающий, манерный, язвительный, но умный, умный и проницательный шельмец с амбициями и правильными приоритетами. Ебать всех так, чтобы работали. Оставаться сверху. Злиться. Причинять другим боль, если по-другому никак. Ораторствовать. Любить красивые вещи. Любить красивых людей. Любить Сайласа. Стоять у него за спиной, разносить его общество алкоголиков и наркоманов в щепки, и всё равно интересоваться, и всё равно быть втянутым в дела эстражистов.
Смотреть, куда это всё приведёт.
Щерить зубы и красиво выгибать бровь на собрании, где этих самых эстражистов мешают с грязью.
Пишите, пишите, мои мальчики. Пишите, детки. Так и придушил бы.
СПОСОБНОСТИ И УМЕНИЯ
Гор блестящ во всем, что касается заклинаний, трансфигурации и магловедения, слаб в зельях. Помимо английского, знает голландский и немецкий. Прошёл всю школу журналистики, начинал с помощника помощника в Штатах, прошёл бюрократический ад, попал в расследования, нюхнул соли, стал замредактора крупного американского революцического издания. Работал в научных журналах. Стажировался по миру, какое-то время жил в Японии. Цепной пёс и кара господня на головы нерадивым журналистам. В профессиональной сфере гоним неугасающим спортивным интересом. Видит результат, не видит препятствий; лень, расхлябанность, сопли и смерть - ничто из перечисленного списка не оправдание плохо выполненной работе. Способен на счёт пять отвратить от себя любого, умеет, выехав на негативе, этим же и обратить на себя внимание. Умением выводить из себя даже гордится. Раздражает всех, а они раздражают его. Цепкий и хваткий управленец, противный, но важный, самый важный винтик в системе "Пророка", последний враг, который будет уничтожен - тридцать один метр редакторских правок в макет.
СОЦИАЛЬНАЯ ПОЗИЦИЯ
Не поддерживает ни одну из новомодных организаций, считает всех в высшей степени педерастическими дураками, тронувшимися крышей. Близок к эстражистам только потому, что близок с лидером эстражистов, но всё же потурает их прихотям и втайне спонсирует организацию из своего кармана. Его интересуют собственные амбиции и популярность его газеты, остальное - от лукавого. Всех политиканов с радостью утопил бы в их собственном говне, но варится в этой каше опять таки из-за амбиций.
ИГРОВЫЕ АМБИЦИИ
Вписываться во всё.
СВЯЗЬ С ВАМИ: | УЧАСТИЕ В СЮЖЕТЕ: не откажусь. |
Когда я разливаю её — нет, достаю сперва и почти даже не показываю — просто хмыкаю так, если бы краем глаза выцепил, что он увидел увидел всю абсурдность ситуации и улыбнулся бы мне, подыграл, чтобы руки не смели трястись, открывая.
Тогда становится уже ничего не страшно.
Всё должно было случиться сегодня, сейчас и с нами.Мы бежим по Ковент, наши руки в крови. Крови и краске. Чья кровь и чья краска?
Неважно.
В руках у нас не листовки и не транспаранты. Мы сами себе пропаганда. Мы служим другим назидательным примером: так не стоит делать, детки. Такими не стоит быть.
Но вы, может быть, попробуйте.
Бежим в чёрном, хотя это такое клише. Я смог повлиять только на красные маски. Люди с месивом вместо лица. Люди с начисто сожженной кожей. Душой.
Желудок горит огнём, как если бы я пил двусолодовый после недель Освенцима — как-то так. Я худ и колюч. Мои волосы поседели слишком рано, я вырос слишком рано.
Слишком поздно. Заигрался в презрительного мальчика, потом наступила война.Не за территорию — за сознание людей. Тут-то я и очнулся.
Так появился Фронт.
Все они там — вот они все — думают, что уместили свои зады в тёплые кресла и не выйдут из зала, пока не выжрут из кормушки всё. Я думаю, я застрелю их.
Нет никакого выхода — поверьте, я старался его придумать. Я шёл на диалог с каждым, кто был согласен говорить. Я искал компромисс с непроходимыми в своей тупости людьми. Я пытался быть непредвзятым. Пытался объяснить себе, почему в некогда великой стране — разруха, голод, смерть. Почему вопросов больше, чем ответов. Мне нечем было крыть.
Им нечем крыть. Никто не пытается — людям в лицо это бросают, никто не прикрывается даже. У вас есть выход — жить так, уехать или умереть.Почему бы не прорубить альтернативу?
Сквозь ваши головы?
Дать съесть крысам глаза и содрать кожу, в цвет наших масок — мол, посмотрите, что с вами станет, посмотрите! Мы служим вам назидательным примером. ВАМ.
Мы бежим по улице — руки в крови. У других — в краске, у меня — в крови. Я только что убил. По нам остаётся выжженный след, кто-то бросает коктейли.
Раньше были Молотова.
Теперь — Долохова.
Я их усовершенствовал и переназвал. Я ополченец. Я революционер. Я дурак. Я убийца. Я террорист. Я человек.
Я люблю людей.
Я ненавижу тварей.
Я ненавижу убивать.
Я люблю свою страну.Сзади по нам воют сирены.
Мы успеем.
Впереди — мальчик рисует красным на стене. Мне знакома спина мальчика. Я знаю эти плечи. Мне кажется, я помню, он некогда был моим другом. Может быть, он может стать им ещё раз.Я разливаю текилу по сучьим стопкам, тяну ему на ладони соль.
— За нас?..Не боюсь стянуть красную маску — она так хорошо смотрится меж огней, огня, в этом сером мире, выкрашенном им в новый цвет.
Я бросаю ему бутылку — все слова потом.
— Решайся. Поджигай.
Ты же знаешь, что потом тебе придётся идти с нами.
Оставь краску.
Решайся. Поджигай.
Беги.
Никогда не беги, Сириус Блэк.
Отредактировано whore (2019-04-13 14:35:26)
